ПОБЕДА ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Идея, что интересы граждан должно отстаивать не только государство, но и неправительственные организации, звучала еще во время перестройки. Мол, причины всех проблем Советского Союза — во властном произволе, корни произвола — в дефиците самоорганизации граждан, а ее не бывает без частной собственности и при безраздельном диктате государства.
«Теория гражданского общества» предлагала понятный путь исправления ситуации и потому была очень популярна. Всего-то нужно запустить рыночную экономику и позволить гражданам самим защищать свои интересы. Предполагалось, что тут же появятся обширный средний класс и так называемые горизонтальные связи, то есть гражданские общественные движения. Они, в свою очередь, не позволят властям отойти от концепции правового государства — а там и до демократии недалеко.
В девяностые гражданские объединения стали важной частью волны демократических трансформаций в Восточной Европе. Но российская либеральная интеллигенция отмечала, что внутри страны процесс идет не слишком гладко: скажем, бизнес укреплял связи в основном с государством, а у остальной части общества доверия не вызывал. Но от надежд построить демократию через гражданскую солидарность не отказывались ни публицисты, ни оппозиционные политики, ни зарубежные исследователи.
В нулевых на отсутствие гражданского общества — или его недостаточную развитость — сетовали даже вполне лояльные к путинской власти политики и чиновники. Они тоже говорили, что диалог населения с властью необходим, а гражданское общество бережет страны от тоталитаризма. Власти даже создавали специальные структуры вроде думского комитета по развитию гражданского общества и Общественной палаты. Энтузиазм государства уже тогда вызывал вопросы — но на них находился ответ: мол, России нужно компенсировать отставание в развитии гражданского общества, а этого не достигнуть без вложений сверху, административной поддержки и законодательных реформ.
У родившегося в итоге гражданского общества было много побед. В 2015 году аналитики фиксировали, что половина экономически активного населения страны жертвует деньги благотворительным организациям. Общественные движения успешно не давали строить храмы на месте скверов, боролись с мусорными полигонами, останавливали строительство завода на Байкале и противодействовали нелегальной миграции. Параллельно крупные НКО все чаще объединялись и выступали с законодательными инициативами.
В десятые российское гражданское общество перестало быть подчеркнуто аполитичным. Появились, скажем, Фонд борьбы с коррупцией Алексея Навального и движение «Голос». Разрыв между политическими движениями и социальными (экологическими или градозащитными) сужался. А выстроенные гражданские связи позволяли организовывать протестные акции с требованием провести реформы или закрыть сфабрикованные уголовные дела.
В 2019 году политолог Татьяна Ворожейкина писала, что хоть общественные движения еще не стали всероссийскими, но уже не дают власти оставаться единственным игроком, влияющим на государственные решения. А значит, демократизация медленно, но идет нужным путем к самой главной «победе».
Однако после начала войны как успехи гражданского общества, так и само его существование много раз ставили под сомнение. Одни считают, что тут все как с объединением оппозиции: «отстающие в развитии» гражданские структуры просто не поспели за трансформацией режима. Другие винят во всем финансовую зависимость: за свою помощь некоммерческим организациям власть требовала лояльности и полного отказа от политических требований.
Свою роль также сыграли законы о «нежелательных организациях» и «иностранных агентах», которые фактически стигматизировали сектор НКО. А «политическим» теперь считается любое неугодное мнение. Например, в 2023 году основательницу фонда помощи хосписам «Вера» Нюту Федермессер исключили из правительственного совета по вопросам попечительства в социальной сфере. Властям не понравилось, что она раскритиковала поправки к закону о психоневрологических интернатах.
ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО В РОССИИ ИСЧЕЗЛО?
И да и нет.
Формально многие структуры, построенные за последние 20 лет, не были разрушены. Тем не менее уже во второй половине десятых путинская власть и ее сторонники стали наполнять понятие «гражданское общество» новыми — антилиберальными — смыслами и воспринимать его как политический инструмент.
В 2019 году московская мэрия поддерживала представителей гражданского общества — например, ту же Нюту Федермессер — как кандидатов на выборах в Мосгордуму. Но не для того, чтобы допустить их к власти. Общественники должны были конкурировать с независимыми оппозиционными кандидатами, а избравшись, судя по всему, не слишком мешать мэрии. В тот раз опыт оказался не вполне удачным, но уже в 2021 году стратегию повторили на выборах в Госдуму.
После начала полномасштабного вторжения в Украину роль гражданского общества в России окончательно изменилась. Теперь это большинство жителей страны, которые якобы единодушно поддерживают войну, — именно так провластные аналитики описывают эту трансформацию, называя ее общественным «взрослением».
В свою очередь, патриотические блогеры активно заговорили о массовых сборах на нужды армии, которые инициируют сами люди без указки сверху. В эту консолидацию, если верить пропаганде, включаются даже те, кто прежде был аполитичен. И теперь «победой гражданского общества» называют любое действие, укрепляющее путинскую власть и имидж президента.
Единство граждан перед лицом войны — это, конечно, пропагандистский миф. Но некоторые изменения в российском обществе все-таки произошли. Скажем, действительно появились новые поводы для благотворительности: россияне в возрасте 45–60 лет охотно жертвуют деньги на поддержку военных и их семей. А школьникам, студентам и пенсионерам постоянно предлагают (иногда в ультимативной форме) вязать носки, плести маскировочные сети и делать окопные свечи для фронта.
Впрочем, некоторые исследователи утверждают, что это «нелиберальное» гражданское общество сформировалось не на фоне войны, а еще в девяностые — вокруг ценностей «правого постколониализма и православного панславизма». Проще говоря, оно стало воплощением ресентимента после утраты Россией былого влияния. Польза такого гражданского общества для демократизации страны, конечно, сомнительна. И Россия тут не единственный пример.
Попытки переосмыслить роль общественных движений в политических трансформациях начались уже в середине нулевых. По мере того, как часть посткоммунистических государств отходили от демократических принципов, аргументов для критики «гражданского общества» становилось больше.
Совсем недавно историк и политолог из Колумбийского университета Шери Берман предположила, что в начале XX века в Веймарской республике существовало одновременно два противоборствующих гражданских общества: «демократическое» и реваншистское, пронизанное ресентиментом. Последнее способствовало приходу нацистов к власти. Аналогичные гражданские истоки ученые выявили и у фашистских режимов в Италии, Испании и Румынии.
Для консервативных и националистических гражданских движений в Польше, Болгарии, Турции и странах бывшего СССР придумали новые названия: не только «нелиберальное», но и «плохое гражданское общество», а то и вовсе «негражданское общество». Во всех этих случаях независимые структуры, от которых ждали эффекта демократизации, в итоге стали укреплять авторитарную власть.
НЕУЖЕЛИ В РОССИИ НЕ ПОЯВИТСЯ «НОРМАЛЬНОЕ» ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО?
Возможно, появится. Но не факт, что оно будет либеральным.
Сказать, что Россия просто непригодна для демократизациии, очень легко. А сложности формирования полноценного гражданского общества можно списать на советское наследие, низкую правовую культуру или особенности режима. Можно даже предположить, что западные гражданские модели просто не подходят для незападных обществ. Часто за такими доводами стоит какая-нибудь генетически-цивилизационная теория о врожденной неполноценности российского народа (о таких у нас было письмо «Рабский народ»).
Также легко сказать, что любая гражданская активность представляет угрозу для молодых демократий. В конце концов, постоянное противостояние с властями — даже в благих целях — бьет по социальной стабильности и может угрожать либеральным институтам.
Все эти объяснения слишком упрощают ситуацию. Но судьба гражданского общества в России действительно сложнее, чем казалось публичным интеллектуалам нулевых.
Вот, например, парадокс. Между людьми с либерально-демократическими взглядами и путинистами есть конкуренция за аполитичное большинство. В какой-то момент «политическое гражданское общество» (что либеральное, что «патриотическое») стало считать себя элитарным. Не столько в силу своей малочисленности, сколько в идеологическом смысле. Часто участники общественных организаций винят остальных граждан в пассивности и стремятся отделить себя — «хороших русских» или «настоящих патриотов» — от остального, якобы равнодушного ко всему населения.
Такие «эксклюзивные» гражданские общества неспособны вовлечь в политическую жизнь аполитичные массы, а значит, удобны авторитарному режиму. Размышляя об этом парадоксе и способах его преодоления, исследователи обращают внимание на опыт социально-политических движений в Латинской Америке и Индии. Существующие там структуры обычно относят к «плохим» разновидностям гражданского общества, поскольку в этих странах не так уж много представителей среднего класса и носителей либеральных ценностей. Тем не менее авторитарным властям эти организации не помогают.
Например, массовое Движение безземельных крестьян в Бразилии добивалось земельной реформы, но делало это через самозахваты земли и другие незаконные, с точки зрения государства и собственников, методы. Похожим образом действовало антикоррупционное движение в Индии, которое состояло в основном из бедных крестьян. Они добивались прозрачности в работе чиновников тем, что публиковали данные о них, добытые спорными или даже незаконными методами.
В итоге «низовые» объединения способствуют политическому плюрализму, завоевывают себе место в национальной политике и меняют вектор ее развития. А значит, в некоторых странах «нелиберальное» гражданское общество идет на пользу демократии, хоть и строится она не по западному образцу.
Потенциал для популяризации подобных движений существует и в России. Проблема в том, что пока эти объединения остаются вне поля зрения оппозиционного гражданского общества.
Вот пример. Существует несколько организаций, оказывающих юридическую и правозащитную помощь мобилизованным и их семьям (например, проект «Идите лесом»). Подобная деятельность повышает симпатии этой социальной группы к демократическим ценностям, в то время как отсутствие помощи, напротив, толкает сотни тысяч людей в сторону антизападной путинской пропаганды. Однако сам вопрос этичности помощи военным — очень непростой (об этом мы рассказывали в выпуске «Наши мальчики»). Так что широкой сети политических движений, которые помогали бы мобилизованным и военным системно бороться с давлением властей, так и не сложилось.
Кажется, что российская оппозиция и раньше не очень понимала, как вовлекать людей в политику. После начала войны препятствий для этого стало еще больше — и что с ними делать, не знает, похоже, никто.
Остается надеяться, что российское гражданское общество и его «победы» работают по каким-то своим законам. А к демократии страна придет своим особым путем.
Неожиданно
До недавнего времени в ЕГЭ по обществознанию входила тема «Гражданское общество». Школьников просили перечислить его социальные функции или привести конкретный пример деятельности такого общества в государстве.
В августе 2023 года составители экзамена эту тему исключили. Летом 2024-го выпускники также не увидят в бланках заданий вопросов про демократию, международное право и альтернативную гражданскую службу.
